«Уважаемая госпожа Анна!

Приносим Вам глубочайшие извинения за докучливость, выказанную членом нашего дома. Питаем надежду, что прилагаемый к сему письму чек удовлетворит Ваши требования и послужит вещественным подтверждением наших извинений.

Полагаем, что огласка не в Ваших интересах».

И подпись — Миритиэль, глава дома.

Своеобразное извинение, формальное и вынужденное, и завуалированная угроза в конце… Впрочем, от Наортэля и его дома вряд ли можно было ожидать чего-то иного. Видимо, он всерьез испугался, что я продам эту историю газетчикам, и побежал жаловаться старшему товарищу. Либо глава дома узнал обо всем из своих источников.

Я извлекла из конверта чек. Надо сказать, досточтимый господин Миритиэль не поскупился.

Порызмыслив, я решила принять и извинения, и деньги. Во-первых, он сочтет отказ нежеланием уладить дело миром и попытается закрыть мне рот другими средствами (каковых, полагаю, у него немало). Во-вторых, мне действительно полагается некоторая компенсация…

А жизнь тем временем продолжалась, кружа калейдоскопом повседневных дел, мелких забот и множества лиц. В беготне и суете незаметно прошел почти месяц.

Надо признать, что Наортэль меня ни разу не побеспокоил, что обнадеживало.

Поводов для расстройства также было предостаточно — Артем так и не объявился, несмотря на то, что в прессе больше не было никаких упоминаний о моем романе с эльфом…

Наконец настал день, на который было назначено второе заседание по делу Ломмсонов.

Утром пришлось заскочить в консультацию за бумагами, даже не подозревая, насколько это плохая идея.

Только увидев курящую на крыльце офиса супружескую пару, я с досадой прикусила губу: более скандальных коллег у меня не было. Она напоминала злую шувихани [16] , а он — колобка из детской сказки, но они превосходно уживались вместе, занимая круговую оборону от всех остальных.

Меня они поприветствовали мрачными взглядами и приветствием «сквозь зубы».

Впрочем, соблазн вывалить причину своего дурного настроения на свежие уши пересилил раздражение.

— Представляешь, клиент накатал заявление, что передал мне деньги на взятку! — С силой затягиваясь, сообщил мне коллега. — Этот пасынок Локи совсем свихнулся: он же и меня подставил, и судью! Я одного понять не могу, зачем?!

— Успокойся, — ласково похлопала его по лысине жена, — да пошел он у Гинунгагап [17] , такой умный! Выйди из дела, и йотун [18] с ним!

Определенно, некоторые коллеги не слишком стесняют себя в выражениях, но мне этого не понять. Хотя действительно, временами очень хочется выругаться позаковыристее — уж очень располагает ситуация.

Взятку можно доказать лишь в том случае, если берущего схватили за руку. Зачем клиент заявил об этом теперь — великая тайна, почти наравне с причинами Рагнарёка. Видимо, просто очень хотелось хоть на кого-то пожаловаться…

Разумеется, ни слова не было сказано о том, имело ли злополучное заявление под собой основания.

«Давши взятку — крепись, а не давши — молись!» — старая добрая истина…

В результате обсуждения коварства клиентов я едва не опоздала на заседание.

Впрочем, ответчик появился вообще в последнюю минуту, и прошмыгнул мимо, даже не поздоровавшись с женой. В этот раз он выглядел на удивление опрятным и сытым, как ухоженный домашний кот. Его представитель прикрывал тылы своего доверителя, как профессиональный телохранитель, даже посматривал исподлобья.

Моя клиентка настолько ошалела от такого пренебрежения, что не находила слов. Она проследовала за мной, как сомнамбула. Кажется, в выученном назубок сценарии произошли непредвиденные изменения…

И точно: не дав судье даже толком начать слушание, представитель ответчика вскочил и принялся тараторить.

— Ваша честь, мы хотим сделать заявление. Мой клиент поменял свою позицию и полностью признает исковые требования. Он не претендует на раздел в натуре и согласен на денежную компенсацию!

Лицо судьи Мышкиной после этого заявления нужно было видеть! Столько часов скрупулезных и нудных ковыряний в каждом пункте бесконечного списка… Кажется, облегчение боролось в душе судьи с явным желанием придушить ответчика и его представителя.

— Я бы хотела узнать, чем вызвано изменение позиции. — Произнесла судья, совладав с собой. Она нацелила в господина Ломмсона свой мобильный и велела: — Ответчик, встаньте. Понимаете ли вы последствия такого признания?

— Да, — выдавил тот.

— Не было ли на вас оказано давление?

Он яростно замотал головой.

— Значит, нет… — протянула судья. С грохотом выдвинула ящик стола, бросила в него мобильный и заорала фальцетом: — Так какого йотуна вы устроили тут цирк?!

Хм, я даже не подозревала, что Мышкину можно довести до воплей, тем более под звукозапись! Впечатляет, ничего не скажешь.

Гном потупился и покраснел, как помидор.

— Ну… Я решил разойтись с Дваргой. У меня теперь другая женка есть, вот. — Забормотал он, от волнения сделавшись косноязычным. — Так что мне денежки нужны, а не вещички, значит…

Выслушав смущенные пояснения, судья мигом остыла и посмотрела на мою клиентку с неожиданным сочувствием. Ей явно хотелось сказать что-то типа: «Ну что, доигралась, милочка?». Но сочувствие никак не вписывалось в рамки гражданского процесса, так что она промолчала, но постаралась побыстрее закончить заседание.

В широко распахнутых глазах клиентки застыло неверие, как будто ей снова было пять лет, а родители признались, что они сами подкладывали подарки на Йоль [19] .

Пришлось выводить ее из зала за руку, а потом долго успокаивать и совать бумажные платки. Несмотря на то, что по календарю едва началась весна, Соль уже победно сияла, по асфальту бежали веселые ручьи. У входа в суд горько плакала гномка. Впрочем, эти стены видели и не такое…

А в моей голове назойливо крутилась строчка: «Мораль сей басни такова: за хвост не стоит дергать льва…».

Глава 4

Презумпция невинности

Она была чиста, как снег зимой…

В. Высоцкий

Эх, как же я люблю свою работу! Если учесть, что в воскресенье я до позднего вечера готовила отчеты в налоговую и в пенсионный фонд, то утром в этот понедельник я любила свою работу особенно трепетно и нежно. Жаль, что безответно!

Оставалось сидеть, подперев голову рукой, и пытаться удержать глаза открытыми. Все мысли сводились к пресловутому: «Понедельник — день тяжелый».

Налоговые отчеты — это трагическая баллада об истрепанных нервах и бездарно потраченном времени. В океане бланков пойти ко дну легче легкого, и ты барахтаешься, хватаясь за соломинку, и каждый раз выплываешь только чудом.

К тому же эти формы, порядок их заполнения и подачи еще и меняются регулярно — видимо, чтобы утопающие не запомнили, куда плыть!

Барахтаешься в бумажном море, тоскливо подбивая итоги прошлого периода… Радует одно: я все же адвокат, так что плавать умею! А на следующий год все начинается сначала.

Теперь хотелось только одного: чтобы никто не трогал. Но в тот день милосердные боги от меня отвернулись.

Посетители были на редкость бестолковыми, пришлось десяток раз объяснить, что услуги у нас платные. Сильно сомневаюсь, что кто-нибудь из них захотел бы работать бесплатно, но мне это вменялось в священную обязанность. Один осанистый дядька еще долго доказывал, что пенсионерам я обязана помогать бесплатно… Видимо, подразумевалось, что после работы я должна просить милостыню — иначе на что жить?!

Оставалось грустно вздохнуть и всерьез задуматься о наглом прогуле…

Прелесть моей работы в том, что я никому напрямую не подчинена, точнее, мое подчинение совершенно формальное, а потому я могу сбежать, не опасаясь выговора или увольнения. Система у нас достаточно проста: есть пять адвокатов, входящих в состав районной консультации (разумеется, другие консультации в городе могут быть значительно больше). Заведующая выполняет исключительно административные функции — например, составляет график дежурств и проводит общие собрания. Лишить премии или объявить выговор она не может, так что фактически власти над нами не имеет.

вернуться

16

Шувихани — колдунья, в данном случае, принадлежащая к расе орков.

вернуться

17

Гинунгагап — в германо-скандинавской мифологии — мировая бездна.

вернуться

18

Йотун — в германо-скандинавской мифологии — великан.

вернуться

19

Йоль — праздник зимнего солнцеворота у германских народов.